Баунов: Почему Кремль не смог завербовать Трампа

– Все началось с провала, который можно назвать дипломатическим, – пишет Баунов. – До второго российско-американского саммита, о котором Трамп и Путин договорились по телефону 16 октября, оставались считаные дни.

Второй саммит не просто превратил бы встречи на фоне войны в привычку (свыше нам дана), но и был бы первым после начала большой войны прорывом Путина в Европу после относительно успешного дипломатического вторжения в Америку.

Учитывая скептическое отношение обоих собеседников к европейскому проекту, встреча изгоя с бунтарем на территории Евросоюза была бы чем-то вроде совместного укрощения строптивой. Под будущий саммит достали любимый подарок позднего Путина — архивные документы.

В нынешнем случае — рассекреченные материалы об убийстве Кеннеди (тема убийства неугодного президента не должна была оставить равнодушным Трампа и его избирателей), а в действительности — о взаимовыгодном тоннеле с Аляски на Чукотку.

Но после того как в ходе подготовки к саммиту глава МИД РФ Сергей Лавров 20 октября созвонился с госсекретарем США Марко Рубио, встреча отменилась. Трамп 22 октября подписал указ о новых санкциях, которых избегал с момента возвращения в Белый дом.

24 октября Кирилл Дмитриев полетел в Вашингтон спасти положение, но, покрутившись там, не был принят никем важным и вернулся домой ни с чем. А уже через несколько дней Трамп и Путин грозили друг другу новым оружием и ядерными испытаниями.

Миссия Лаврова

Провалу предшествовала неудачная попытка Вашингтона на встрече 17 октября сломать украинского президента Владимира Зеленского под российские условия и отдать Кремлю «весь Донбасс».

Именно на той встрече Трамп, которому в общем безразлично, на каких условиях прекратится война, лишь бы она закончилась, вновь кричал на Зеленского. Но у Зеленского в этот раз были карты.

Тут Путин пал жертвой простоты Трампа, которой надеялся пользоваться в своих интересах. Поддержанная европейцами готовность Зеленского прекратить огонь прямо сейчас бесконечно проще позиции Путина с уходящими за горизонт событий первопричинами конфликта, референдумами на руинах обезлюдевших городов, да еще и такими, которые должны определять судьбу тех мест, где даже таких не проводилось, и конституционными территориями России, которые ни дня не были под ее контролем.

И тогда Рубио позвонил Лаврову, чтобы узнать, на что все-таки согласна Россия ради мира.

Провал Лаврова типичен для российской дипломатии эпохи «СВО». Аналогичный, мельче масштабом, случился в те же дни в Италии. Комментарий Марии Захаровой о том, что часть средневековой башни Конти в Риме обрушилась и один рабочий погиб из-за итальянской помощи Украине и скоро вся Италия рухнет по той же причине, возмутил правительство, парламент и прессу.

Министр иностранных дел вызвал для объяснений российского посла; посольство отправило на встречу одного из консулов — сотрудника несравнимо более низкого ранга, грубо нарушив дипломатический этикет.

Итальянцы критически отозвались об усилиях российских дипломатов понравиться своему начальнику в Кремле, на что дипломаты обвинили Италию в развязывании русофобской кампании.

В итоге даже часть итальянцев, склонных соглашаться с российскими аргументами по поводу войны, заподозрила неладное.

Лавров исполнил тот же номер на более высоком уровне — в разговоре с Рубио. Из созвона с Путиным Трамп вынес мысль, что на том конце трубки готовы к остановке боевых действий. Вероятно, он вынес именно эту мысль, потому что ему не терпелось триумфально прекратить очередную войну.

Еще вероятнее — потому что Путин говорил для Трампа слишком сложно: подчеркивал, что «Россия стремится прекратить войну как можно скорее», но, чтобы не омрачать приятного разговора с важным собеседником, не уточнял, на каких условиях.

Именно такое неверное понимание, а не желание как можно скорее вновь увидеть друга Владимира, должно было двигать Трампом, предложившим Будапешт за три дня.

Встречу поручили готовить Лаврову. Он должен был в очередной раз сообщить Рубио условия, на которых Россия, собственно, собирается «как можно скорее завершить войну». Оказавшись между двух адресатов, буквально в роли слуги двух господ, министр ожидаемо предпочел непосредственного начальника.

Выяснилось, что российская дипломатия, ориентированная на внутреннее потребление воинственным лидером, не способна оказать дипломатических услуг, когда они нужны.

В то время как Путин лишь заманивал Трампа на новую встречу, Лаврову пришлось решать более сложную задачу: сделать так, чтобы несовместимость позиций не выяснилась прямо на саммите в разговоре двух лидеров.

Для этого ему все-таки пришлось огласить реальный список российских требований — причем в привычной для российских дипломатов эпохи «СВО» манере, когда больше всего ценится умение ставить западных собеседников на место, негодовать, угрожать и придумывать оскорбительные наименования для Украины и других оппонентов.

По итогам политинформации про конституционные территории, референдумы, первопричины, нацистский режим и все остальное, кроме готовности прекратить боевые действия, Рубио с Трампом сделали вывод, что встречаться с Путиным рано.

На следующий день после неудачного разговора с Рубио, 21 октября, Лавров выступил с исключительно откровенным заявлением по Украине в самом необычном для этого месте — на совместной пресс-конференции с министром иностранных дел Эфиопии Тимотеосом.

Там он развернуто сообщил: если прекратить огонь прямо сейчас, «огромная часть Украины останется под руководством нацистского киевского режима». Из этого прямо следует: чтобы остановиться, надо завоевать больше Украины или сменить руководство в Киеве.

Дальше Лавров и МИД действовали так же, как Захарова с римской башней: выдавать реакцию на собственные слова и действия за неспровоцированную агрессию. Другие пропагандисты принялись повторять тезис Лаврова, что Трамп под влиянием хитрых европейцев изменил свой подход на противоположный, отказался от данных в Анкоридже (на Аляске – С.) обещаний закончить войну через устранение первопричин.

Однако то, что им казалось выгораживанием Трампа, из Вашингтона выглядело как попытка обвинить его в недоговороспособности и отказе от собственных слов.

Ответом был указ Трампа от 22 октября о весьма болезненных санкциях против российских нефтяных компаний — первых санкциях против России в его нынешнее президентство, и его же заявление 23 октября об отмене саммита из-за «невозможности получить то, что нам нужно получить».

Избыточная откровенность Лаврова по поводу продолжения войны вместе с переводом стрелок на Трампа, который якобы изменил договоренностям в Анкоридже, выглядела попыткой публично ответить на какие-то приватно высказанные упреки и продолжить разговор, по ходу которого ему не дали оправдываться.

Такой разговор с Лавровым может вести один человек — Владимир Путин.

Судя по всему, такой разговор был, и Лаврова обвинили в том, что он упустил Трампа.

Судить об этом можно хотя бы потому, что Лавров «согласованно отсутствовал» на судьбоносном заседании Совбеза по транспорту, где от имени цеха спикер думы Вячеслав Володин предложил возобновить ядерные испытания.

Не только специальная военная операция по покорению Украины пошла не по плану, вышла из-под контроля специальная дипломатическая операция по покорению Трампа.

Опала Лаврова за допущенный им срыв российско-американского саммита в очередной раз показывает, что антизападная, антиколониальная дипломатия прежде всего заполняет пустоту, оставшуюся от отношений с Западом.

Увлечься сближением с Глобальным Югом в ущерб отношениям с Рубио — не тот результат, которого Кремль ждет от своего министра.

Поставленная перед Лавровым задача была невыполнима. Ведь настоящими манипуляторами, которые запутали Трампа, были не европейцы после Анкориджа, а российские переговорщики с Путиным во главе в самом Анкоридже.

Это они сумели продать американскому президенту и его не слишком опытной команде, что долгосрочный мир, устраняющий причины войны, будет гораздо лучше, но утаили, что под «устранением причин» имеют в виду либо войну до своей победы, либо поднесение этой победы Трампом в дипломатической форме на блюде вместе с головой Зеленского.

В итоге прямо в Анкоридже Трамп перестал настаивать на прекращении огня и согласился на переговоры без окончания боевых действий. Взамен он не получил ни прекращения, ни переговоров. Не возобновился даже широко разрекламированный Стамбул-2, состав делегаций на котором весной на полном серьезе обсуждали эксперты.

Зато после Анкориджа Москва начала публично приписывать Трампу собственную позицию, выдавая ее за общую, согласованную на саммите. В Белый дом в преддверии новой встречи в верхах даже направили письменный меморандум с российскими требованиями, поданными как фиксация и развитие итогов Анкориджа.

Столкнувшись со столь откровенной манипуляцией, Трамп попросту вернулся к первоначальной идее прекращения огня.

Выбор для Трампа

Срыв саммита немедленно запустил переход к военной эскалации. Через три рабочих дня после того, как из Белого дома объявили, что саммита не будет, миру показали Владимира Путина, который ведет совещание во «временном пункте управления» Объединенной группировкой войск — то есть прямо из бункера, откуда руководят войной против Украины.

И хотя очередной эпизод коммерсантовской кремлевской хроники создает эффект присутствия, в нем лишь прокомментировано видео, показанное всем. Нет никаких указаний на то, что Путина в поездке сопровождали хоть какие-то журналисты или что это действительно была поездка.

Ясно лишь, что Трампу буквально пытаются предложить выбор между головой и поездкой на сдачу, в частности — в плен.

В театрализованном диалоге главы генштаба Валерия Герасимова, по совместительству командующего Объединенной группировкой, и Путина в присутствии трех генералов-статистов были подняты две темы: беспрецедентное окружение украинских войск, даже не одно, а сразу несколько, и успешное испытание чудо-оружия на ядерной тяге, даже не одного, а двух.

Таким способом Трампу предлагали новую тему для саммита, которая помогла бы ему пойти навстречу российским требованиям. Да, ему придется заставить Зеленского уступить территории и выполнить требования Москвы, на языке Лаврова — «добиться, чтобы Зеленский не препятствовал достижению мира».

Но не просто так, а в обмен на спасение многих тысяч окруженных военных, которые сдадутся в российский плен, но с ними будут обращаться гуманно, чему посвящена отдельная глава видеозаписи из бункера.

То есть вместо обмена одних не завоеванных украинских территорий на другие Трампу открыли возможность спонсировать обмен территорий на живых людей.

Он же сам постоянно говорит о тысячах гибнущих «молодых солдат», а в марте 2025 года уверял, что во время телефонного разговора с Путиным спас от уничтожения тысячи украинских военных, окруженных в Курской области.

Сообщение об успешно испытанном чудо-оружии, даже двух, звучало как альтернатива обмену мира на людей, ведь с этим оружием придется иметь дело самим США. Герасимов в докладе и Путин в уточняющих вопросах несколько раз подчеркивали неограниченную дальность новых изделий, а она, очевидно, не нужна ни в войне против Украины, ни на европейском направлении.

Датой успешных испытаний в видеосообщении назначили 21 октября — то есть ровно тот день, когда выяснилось, что Лавров не договорился с Рубио.

Трамп пропустил мимо ушей предложение спасать украинские дивизии из окружения, зато услышал, что его пытаются взять на испуг и загнать на саммит и в российские условия мира страхом.

Случайно или намеренно, Трамп услышал, что речь идет об испытаниях нового ядерного оружия, — а не оружия с ядерным двигателем, — и 31 октября поручил возобновить американские ядерные испытания, потому что «другие это делают».

Под «другими» тут вряд ли имелся в виду кто-то, кроме России с «Посейдоном» и «Буревестником», потому что «другие» — старые ядерные державы, включая саму Россию, не делают этого с 1990-х, и даже Северная Корея провела последнее испытание в 2017 году — в президентство Трампа, который тогда и не подумал отвечать ей взаимностью.

А 5 ноября США испытали свою многократно проверенную классическую ракету «Минитмен» — событие, впрочем, не столь экстраординарное: предыдущий запуск был в мае.

Уже четвертый год после провала украинского блицкрига Россия преследует две связанные с этим провалом стратегии. Первая — маргинализация войны и возвращение к норме на новых условиях: Запад понял, что Россия теперь не та, что была раньше, она больше не тварь дрожащая, но способна убить много старушек и членов их семей.

Этот факт надо принять и сделать для себя выводы, как не оказаться в ряду жертв. А ясно, как — забыв про войну, вернуться к взаимовыгодной торговле и культурному обмену остающимися на свободе деятелями культуры. Посаженными тоже можно периодически меняться.

Вторая стратегия заменяет и дополняет несостоявшуюся победу в Украине. Если нападение на Украину недостаточно убедило, что Россия теперь сильная и смелая, надо заменить или дополнить его своего рода новым карибским кризисом.

Сделать так, чтобы Запад от страха за себя забыл про Украину, отдал ее России, как оставил когда-то Кубу СССР, и заодно договорился обо всем остальном.

Если в начале нынешнего века из разных ограничительных договоров выходили США, то после 2022 года именно Москва привыкла быть лидером эскалации. Россия первой испытывала новые системы, которых ни у кого нет: о тех же «Буревестнике» и «Посейдоне» Путин регулярно говорит с момента показа знаменитых мультфильмов в Манеже 1 марта 2018 года, а после провала украинского блицкрига начала подниматься по лестнице ядерной эскалации.

Сначала анонсировала, а потом разместила ядерное оружие в Беларуси, изменила ядерную доктрину, убрав положение об исключительно ответном характере применения ядерного оружия; вообще всячески риторически раскачивала и обосновывала возможность первого удара как на украинском поле боя, так и за его пределами.

И вот на следующую ступень ядерной эскалации, которую про запас для себя держала Москва, — ядерные испытания — вскочил Дональд Трамп.

Карибский Совбез

Путин ответил второй за неделю внушительной постановкой — пленарным заседанием Совбеза 5 ноября 2025 года в антураже 21 февраля 2022 года, когда тот же Совбез давал добро на войну. С той разницей, что на нынешнем «согласованно», но многозначительно отсутствовал Лавров, а с первой парты тянул руку Володин.

Хотя Совбез формально собрался для обсуждения проблем безопасности на транспорте, которых три, да что там, год назад в нынешних объемах не существовало, Володин попросил высказаться «не по повестке», потому что депутатов очень беспокоят американские заявления о возобновлении испытаний.

Путин попросил министра обороны Андрея Белоусова (вот еще одно отличие от исторического Совбеза февраля 2022 года, который тоже почти полностью показали по телевизору) разъяснить депутатам российский ответ. Получается, если бы Володин спонтанно не задал свой вопрос не по теме заседания, мир мог бы не узнать о важнейших российских планах, а благодаря ему — узнал.

Министр Белоусов делал то же, что до этого Лавров, а до того — российский МИД с реакцией итальянцев на российские комментарии по поводу падения римской башни, а до того — с тысячами других негодующих и встревоженных реакций на начатую Россией войну: обосновал собственные предшествующие действия последующей реакцией на них, то есть поменял местами слагаемые и вышел на люди с другой, ненулевой суммой.

Америка, сообщил Белоусов, агрессивно перевооружается и испытывает новые системы — не то что Россия, которая неделю назад объявила, что испытала две совершенно уникальные, новейшие системы, которых ни у кого нет и еще долго не будет, и ставит их на вооружение.

Поэтому у России в ответ на провокационные заявления Трампа о возобновлении ядерных испытаний давно все готово к собственным ядерным взрывам, которые хоть завтра можно начинать на Новой Земле.

Как и со срывом саммита в Будапеште, виновником ядерного срыва выставили США — это они не держали себя в руках, все время что-то развивали и откуда-то выходили, хотя из недельной давности анонсов «Буревестника» и «Посейдона» следовало, что Россия проактивно, а никак не в ответ развивает и испытывает что-то беспрецедентное и не имеющее аналогов.

Вот и подготовку к полномасштабным ядерным испытаниям Белоусов предлагал «начать немедленно» — то есть не дожидаясь, пока США разродятся собственными испытаниями, то есть как бы первыми: у них слово, у нас дело, а лучше два.

Эту диалектику превентивных ответных действий постичь, как всегда, было трудно, но именно она присутствовала при начале российского вторжения в Украину и во всех дальнейших российских действиях.

Совбез 5 ноября 2025 года был тем самым прыжком на новую ступень эскалации, который Россия заготовила на следующий крайний случай, правда, запрыгивать пришлось вслед за Трампом. Но и было куда торопиться: не желанный ли это ядерный кризис, подобный карибскому, который позволит все разрулить?

То ли Совбез переусердствовал в намерении произвести устрашающий эффект, приблизив чаемую развязку, то ли Трамп опять не понял или схитрил, но в грозных словах на заседании по проблемам транспорта он не расслышал якобы главного — ответного характера российской угрозы и предложения совершить сделку в этой беспрецедентной с конца холодной войны ядерной точке.

Как и в случае с «Буревестником», он заметил только готовность России к ядерным взрывам.

Вместо в меру угрожающего Совбез получился провокационным. На нем вообще не говорили об Украине, а только о ядерной гонке России и США, как в худшие времена их глобального противостояния, которые многим кажутся лучшими временами.

Перечисляя агрессивные действия США, на Совбезе вообще не упомянули единственную настоящую, так сказать, первопричину нынешней конфронтации — развязанную три с половиной года назад на аналогичном заседании (но с Лавровым) масштабную войну в центре Европы.

На следующий день после российского Совбеза, 6 ноября, Трамп вновь подтвердил собственный приказ о начале ядерных испытаний. Тем более что его примирительного жеста — отказа поставлять Киеву «Томагавки» (еще раз подтвержден 3 ноября) — Совбез не заметил.

Осознав, что американский противник опять не протягивает руку дружбы, в Кремле принялись протягивать ее сами. В самом деле, не переборщили ли они? Песков пустился разъяснять, что речь идет не об испытаниях прямо сейчас, а о проработке вопроса. Возможно, длительной.

Из Кремля повторили, что готовы в одностороннем порядке еще год придерживаться ограничений по СНВ-3 — договору об ограничении стратегических наступательных вооружений, подписанному Медведевым и Обамой (истекает в феврале 2026 года), и даже моратория на ядерные испытания.

К кризису через кризис

Провинившийся Лавров вряд ли совсем исчезнет с политической сцены: состарившийся Путин не любит менять мебель (интерьеры его резиденций те же, что 20 лет назад) и людей. Даже Шойгу начинает вновь выныривать в положительном контексте.

После жесткого разговора с Рубио у Лаврова в российской схеме обработки Трампа вынужденно остается роль злого следователя, к которой он вернулся в интервью от 9 ноября, где повторил все те же ультимативные требования, а главное — опять обвинил Трампа в измене собственным словам, да что там, прямо в обмане, ведь это он в Анкоридже обещал надавить на Зеленского, да слился.

Роль доброго следователя в этой схеме, видимо, отходит Кириллу Дмитриеву (их соперничество уже дало о себе знать нынешней весной во время российско-американских встреч в Саудовской Аравии) и, разумеется, самому Путину, желающему дружить с Трампом поверх мелких неприятностей вроде «Буревестника», санкций и войны.

Хотя Лавров в силу сделанного им выбора в пользу войны безусловно растерял былой профессионализм, приписанный ему провал саммита в Будапеште — не его личный баг, а свойство всей российской системы, заточенной на то, чтобы создать кризис и разрешить его на своих условиях, потому что добиться желаемого без внешнеполитического кризиса у нее не получается.

Когда созданного кризиса не хватает, чтобы напугать и продиктовать условия, приходится переходить к следующему. Именно так началось российское вторжение в Украину в 2022 году, а в 2025 году — гибридный харассмент стран НАТО.

Чем больше кризис, тем большим должен оказаться достигнутый с его помощью результат. В идеале напуганный злой частью российской системы противник должен будет принять ультиматум в руке дружбы, протянутой ее более доброй частью.

На пути у этой стратегии обнаружилось два неожиданных препятствия. Во-первых, ее не менее провокационно использует сам Трамп в виде торговых войн с пошлинами в десятки процентов, снижаемых в ходе переговоров, территориальных требований к Дании и Канаде, угроз Панаме и Венесуэле, военных действий против Ирана, наконец — угроз ядерными испытаниями.

Второе препятствие в том, что за почти четыре года украинская война со всеми ее трагедиями локализовалась и перестала быть тем кризисом, который заставил бы Запад передоговориться с Россией на новых условиях, отменяющих итоги холодной войны.

Отсюда переход Трампа от необходимости закончить ужасную войну как можно скорее до «надо дать подраться» и «нужно дать выпустить пар». Европа и США при нынешней и прошлой администрациях удерживают Украину от проигрыша, но и держат дистанцию настолько, чтобы украинская война Путина не стала ловушкой для них самих.

В поисках того, кто виноват в потере Трампа, Путин не замечает себя. Это он сам не захотел закончить войну на практически победных для себя условиях, предложенных Трампом весной 2025 года.

Российская дипломатия удовлетворительно обслуживает поворот на Восток и на символическом уровне успешно заменяет западных политиков политиками Глобального Юга. Но она не может обеспечить России стратегический результат в заданных Кремлем параметрах — без военной победы в Украине или без выхода на реальный порог мировой войны.

Кремль требует от дипломатов успешно вводить в заблуждение и диктовать условия, но такая дипломатия не будет ни устойчивой, ни возобновляемой. Зато она полностью соответствует домашнему мифу о том, что Россия выигрывает на поле боя, но проигрывает на переговорах и в газетах.

Когда от переговоров требуют военно-полевого результата, их провал и сваливание всей системы в логику силы абсолютно ожидаемы, так как укоренены в ней самой.