Лосик рассказал, как держал голодовку 42 дня и что при этом чувствовал

– Надо сказать, что такие мысли меня начали посещать с самого начала, но я не решался, все-таки это очень радикальный шаг, да и было страшновато. Но в день предъявления мне очередной абсурдной уголовной статьи все просто окончательно меня достало, и я решил – будь что будет, – вспоминает Лосик. – Написал заявление и приготовился к худшему.

Начались разные вызовы меня к оперативникам и психологам с врачами. От угроз до уговоров, чтобы я прекратил. Потом пробовали брать на понт: ты и трех дней не продержишься. Всю мою еду взвесили, записали в опись. Забили до отказа камеру разными бомжами и психами и стали выжидать.

Самое сложное – первые 10 дней. Это время, когда неимоверно хочется есть.

Когда ты уже жадными смотришь на эту некогда вонючую сечку и «могилу», черствый хлеб и их запах кажется тебе восхитительным, а вид очень заманчивым. То, что еще недавно внушало тебе отвращение, теперь выглядело как самые изысканные блюда из «мишленовских» ресторанов.

И тогда мозг начинал бороться с твоей решимостью и придумывал миллион поводов для прекращения голодовки. Приходилось усилием воли вспоминать свою клятву и не пасть в собственных глазах, продолжать крепиться.

Спустя 10 дней я понял, что легко могу обходиться без еды. Что сладкий чай и минералка вполне могут заменить мне пищу и дают бодрость. Появилась какая-то легкость и ясность сознания. Было радостное ощущение, что я уже преодолел десятидневный барьер и что-то могу изменить.

В это время я получал очень много писем с поддержкой, за моей голодовкой следили, люди писали ходатайства и поручительства, европейские и американские чиновники выходили на Лукашенко и просили его меня выпустить. В общем солидарность и надежда давали мне силы голодать еще.

Где-то с десятого до тридцатого дня администрация не обращала на меня внимания либо делала вид, что им все равно. Один раз меня взвесили, на 10-й день, и я потерял десять килограмм, на этом все.

Только раз в три дня измеряли давление, вначале у меня было повышенное, но к концу голодовки очень сильно упало, было примерно 80 на 60.

Но когда я перевалил за тридцать дней голодовки, началось давление. И не только на меня, но и на семью, и на адвоката. Мне поставили три видеокамеры. Моих сокамерников постоянно вызывали к оперативникам.

У меня к этому времени начало темнеть в глазах, (начала) кружиться голова, было очень холодно, и я перестал видеть сны. На Новый год моему сокамернику передали целый пакет домашней полендвицы, и ее запах, который наполнил все камеру, чуть меня не добил.

Наверное, ничего вкуснее я никогда в жизни не чувствовал. Спасибо ему, он замотал и спрятал ее далеко в сумку, и тоже из солидарности отказался что-то есть на Новый год, чтобы меня не смущать, хотя я всегда просил людей ни в чем себе не отказывать и не смотреть на меня.

Еще раз повторю, что я держался так долго только из-за того, что чувствовал огромную людскую поддержку на воле, это придавало мне силы держаться еще дальше.

Где-то на 40-й день мне передали, что в знак солидарности со мной начали голодать еще четыре человека. В это время еще больше усилилось давление на родных, а мне сказали, что начнут принудительно кормить через трубку.

И, поддавшись на многие обстоятельства, на 42-й день я решил голодовку прекратить. О чем потом последующие четыре года очень жалел, потому что мне все время казалось, что, продержись я тогда еще несколько дней, то, может быть, освободился бы раньше.

Потом я еще не раз объявлял голодовку и даже сухую (без воды), но уже не хватало выдержки, здоровья и мотивации держать ее так долго.

Во время голодовки читал «Графа Монте-Кристо», и было смешно читать, как Дантес уже практически лишился сил на второй или третий день после отказа от пищи. Под конец голодовки я получил очень трогательное письмо от Александра Козулина (кандидат в президенты в 2006 году). Он сам голодал 53 дня во время своей отсидки, и его письмо оказало на меня тоже большое влияние.

P.S. Этот портрет был нарисован во время моей голодовки одним бездомным, который сидел со мной в камере и заразил меня вшами.